-«Вы когда-нибудь кушали айоли? Нет?! Ах какие вы несчастные! Как же это вы так, столько прожили и ни разу не кушали айоли!? Даже не верится!»
-«Ну ладно, ну несите уже ваши айоли, попробуем!»
Действие происходит на маленькой площади в провинциальном городке Гонфарон недалеко от Тулона во время грандиозного праздника Летающих Ослов. Именно летающими ослами этот городок и знаменит.
Маркетинг – штука хитрая и всякий, кто хоть малость разбирается в маркетинге, понимает: не подсуетишься - так останешься там, где ты есть. И надо суетиться, надо изoбретать способ выколачивания денег из праздно шатающихся туристов и сограждан, потому что другими способами деньги заработать еще сложнее. Туристам-же и согражданам чем еще себя занять в свободное от работы время, как не тратить эти самые, только что заработанные, деньги?
Но и маркетинг маркетингу рознь. Одно дело заниматься маркетингом «на унавоженной почве» и совсем другое дело – «в пустыне». И тут очень большую роль играет такой немаловажный в любой судьбе элемент, как везение или, как говорят французы, «сhance» - шанс.
Кому-то больше повезло, кому-то меньше. Вот, например, городок Сен-Поль - ему повезло. Там и думать нечего! Там почва «унавожена» так, что дай, Бог, каждому! Мало того, что он красиво на горке расположен с видом и на море и на горы – куда ни встанешь, в какую сторону не повернешься – все глаз на красоту падает. Загляните-ка в интернет, там прямо так не совсем скромно и написано: «Посетите Сен-Поль – красивейший город мира!».
И вот в пору, когда даже интернета еще не было, полюбили красоту эту, неизвестные тогда еще никому, художники. Вдохновляла она их. Полюбили вдруг они гулять, ужинать, выпивать (отдыхать одним словом) и даже жить в Сен Поле.
Марк Шагал возьми да и поселись там в расцвете своего таланта и признания! Умер и похоронен он там же, к слову сказать, на местном кладбище. Опять же народ едет на могилку посмотреть и камушек по старинной еврейской традиции на нее положить.
Пикассо там тоже любил гулять и выпивать в городской таверне. И таверна была -дрянь, но... Рассказывают, что в черные дни, когда еще никто не знал, что Пикассо – великий художник, ему бывало нечем заплатить за стакан вина, а вина хотелось... И хозяин таверны, не будь дурак, разрешал ему расплачиваться рисованием картинок на стенке. Хозяин этот, надо полагать, был персоной как раз-таки сильно продвинутой в маркетинге, хоть и слова-то такого в ту пору не существовало. Cлова не было, а продвинутость уже была. Не каждый почтенный хозяин даже самой заплеванной таверны позволит клиентам пачкать стены, а этот учуял, что непростая эта пачкотня. И чуть позже таверна стала знаменитой, как Пикассо, и теперь уж там и не таверна вовсе, а ресторан с отелем не упомнить со сколькими звездами и опять же клиент прет и на сей раз непростой клиент, а очень даже денежный.
Конечно, после всего этого в Сен-Поле теперь художников больше чем собак, а художественных галерей больше, чем ресторанов, а ресторанов больше, чем лимонов на том вон дереве и туристов толпы, ну просто толпы. И для этих толп нет ничего сладостней чем хоть раз пообедать или на худой конец пропустить стаканчик-другой на террасе с приятелем, прикупить типично-провансальскую вазу с надписью «Сен-Поль» или что-нибудь в этом же роде, столь же оригинальное. И слывет Сен-Поль самым живописным и самым артистичным городом Прованса, хотя откровенно говоря, таких живописных городов там немало, но вот Марк Шагал и Пикассо не догадались в свое время туда заехать. Зато как они облегчили жизнь обитателям Сен-Поля!
Да, что и говорить, повезло Сен-Полю. Повезло!
А вот как быть другим, которые в низинке или на равнине и, следовательно, моря с террасы ресторана не видать и не найти ни одного следа ни одной хоть самой-самой завалященькой знаменитости?! Тут нужно думать, «крутиться». Нет возможности зарабатывать на именах знаменитостей надо зарабатывать чем-то попроще. Вот в Гонфароне и догадались: нам поможет осел!
«Организуем праздник, - придумал кто-то умный, - надуем осла, запустим его под небеса и назовем себя «Страной Летающих Ослов». Да, художникам останется только плакать! Сказано – сделано!
Далее местная легенда рассказывает. Все жители города выстроились в ряд, дабы поучаствовать в процедуре надувания осла. Мер города в очереди не стоял. Не царское это дело. Ему досталась почетная последняя роль в этом процессе. Мол, вот мер дунет, и осел полетит, как это символично! Привели осла на главную площадь, вставили ему под хвост соломину и очередь начала медленно продвигаться вперед, дуя под хвост ослу. Каждый дунул по разу. Дошла очередь мера, встал он, подошел к хвосту осла, но прежде чем дунуть подумал, что негоже меру брать в рот конец соломинки, побывавшей уже во ртах стольких почтенных граждан. Вынул он соломинку, вставил другим концом и дунул. Осел взмыл под облака и прославил город Гонфарон.
РАЗМЫШЛЕНИЯ ВО ВРЕМЯ ОБЕДА
Наконец-то, несут айоли. Внимательно рассматриваю содержимое тарелки, поскольку хорошо помню правило японских кулинаров, которое гласит: «Блюдо сначало должно радовать глаз, потом нос и в конце-концов желудок».
То что я вижу, глаз радует не сильно, а нос не реагирует вовсе: кусок вареной трески, далее - вареные овощи: заботливо разрезанные пополам картофелина и яичко, нарезанная кружочками свекла, морковка и несколько фасолин, веером разложенные на тарелке. Рядом с тарелкой пиалка, наполненая соусом, по внешнему виду сильно напоминающий майонез.
Поднимаю недоумевающий взор на моего приятеля – знатока французской жизни и французской кухни. Это он затащил меня на этот праздник и только-что поведал историю про летающего осла. Он уже ест и сияя, объясняет, что айоли, собственно,- название соуса, остальное - чтоб не скучно было его есть.
Что ж, я - человек нараспашку открытый для любого кулинарного эксперимента. Будем радовать хотя бы желудок, если уж глазам и носу не повезло.
Что-то это все мне смутно напоминает. Ба! Если заменить треску селедкой... Да конечно же, это наша «селедка под шубой». Вот тебе и айоли! Наши хозяйки до изнеможения трут на терке морковку и свеклу, мелко режут лук, селедку и вдогонку яичко, промазывают слой за слоем майонезом, оставляют «постоять, чтоб пропиталось». У французов подход иной – сварили, разрезали на четыре части, майонез рядом подали, обозвали его «айоли», а дальше валяйте сами, гости дорогие.
И эта тенденция французской кухни просматривается довольно часто, если присмотреться. Возьмем, например, прославленное французское блюдо, очень любимое эстетом и кутюрье Пьером Карденом, «Pot-au-feu». «Потофе» – звучит на французском красиво, а в переводе –прозаично – «Горшок на огне». Напомним, что это блюдо самого простого крестьянского происхождения, готовится, если соблюдать традиции, в глиняном горшке, в печке.
Из чего, собственно, оно состоит? Говядина с костями, капуста, морковка, картошка, сельдерей, лук репчатый, лук-порей и все. То есть, у нас это называется просто: «Суп с мясом», где без изысков все порезано и сварено в кастрюле. Во французской деревне это называется «Потофе» и принципиальная разница в том, что все ингридиенты ссыпаются в бульон нерезанными, в нерезанную луковицу натыкается гвоздика, а рядом подается горчица и, конечно, красное вино, пусть даже самое запростецкое. А дальше: « Почувствуйте разницу мeжду русскими щами и французским потофе».
И тут начинаешь понимать, что во Франции маркетинг родился раньше французов. Ведь что они делают? Польют устрицу лимонным соком и кричат: «Французская кухня – самая лучшая кухня в мире!» А при чем здесь кухня? Просто им, французам, повезло родиться на берегу атлантического океана, в том самом месте, где эти устрицы живут, растут и рамножаются совершенно естественным путем, как у нас, к примеру, в лесу мухоморы. В прежние, не столь обильные, времена устрицы ели рыбаки, обильно закусывая ржаным хлебом, чтоб «заморить червячка». Теперь кто про это помнит? Теперь, когда устрица стала королевой праздничного рождественского ужина и любого мало-мальски уважающего себя фуршета. Зачем ее лимонным соком поливают? Кто-то скажет: «Чтоб не противно было есть». А вот и не правда! Устрицу поливают лимоным соком, чтоб убедиться, что она еще живая. Брызнули на нее лимоном, убедились, что она ножки поджала, а теперь быстренько в рот и запейте белым вином, а еще лучше шампанским.
Возвращаясь к рыбакам, но теперь уже марсельстким. Перелетим быстренько с Атлантики на Средиземное море и вспомним историю другого супа, бывшего банальным и ставшего люксовым и следственно о-очень дорогим, который подается только в непростых ресторанах и только по преждевременному заказу. И если, не дай Бог, по простоте душевной или по не знанию французского языка, вы в рестороне попросите этот суп, не заказав его предварительно по телефону, то на вас посмотрят сверху так... Словом, после этого взгляда вам уже не захочется ни французских изысканных блюд, ни французских изысканных вин, а поскорее домой, в Россию, стопку водки и картошки с салом и малосольными огурцами и забыть, навечно забыть этот очень выразительный взгляд, исполненный недоумения, упрека и превосходства. Ну, бывают иногда исключения… Бывает, что и нальют супу, но редко. Редко и где-нибудь на Корсике... Но если это не Корсика, то даже и не надейтесь, или вас накормят суррогатом, а заплатите вы за него, как за подлинный.
Так что же это за суп-то такой? Bouillabaisse, в транскрипции [Буйабесс] – суп марсельских рыбаков. По началу все было просто. С утречка пораньше выйдут рыбаки в море, наловят сетями рыбы. В сети, очевидно, попадается рыба разная и попроще и посолидней, а то и вовсе повезет и наловят омаров с лангустинами. Вернутся рыбаки в порт, продадут рыбу, а чего не продали сварят да и съедят с хлебом, крепко натертым чесноком. Но в приготовлении буйабесса даже у рыбаков были свои «заморочки». Не вот вам тупо покидали рыбу в котел, а сначала варили они рыбу попроще, протирали ее, а потом в этом бульоне варили благородные куски налима, мерлана, скорпена, хвостик или еще лучше клешни омара, лангустин тоже подходил кстати.
Ну, у рыбаков, надо полагать, суп не был таким наваристым, как у тех, кто эту рыбу покупал. Эти изобретательные люди подсмотрели рецепт у рыбаков и чтоб выглядел этот суп на столе более эстетично заменили рыбацкий грубый хлеб на тосты и, чтоб пальцы о чеснок не пачкать, придумали оранжевый соус Rouille [Руй], что в переводе означает Ржавчина. Не стану утомлять читателя рецептом этого соуса, скажу лишь, тот же майонез только с чесноком и томатным соусом, шафран можно еще добавить для пикантности. Да, не забыть тертого сыра поставить на стол. Теперь берем тост, обильно намазывает его руем, посыпаем тертым сыром и бросаем в суп и сей же момент вылавливаем его с полной ложкой горячего бульона и - в рот.
Очевидный вопрос каким вином запивать? Чтобы окончательно не впасть в диссонанс с рыбаками, лучше розовым.
Как видим, список примеров высот кулинарного французского маркетинга можно продолжать и продолжать, а качественный переход простого крестьянского блюда в статус « produit de luxe » - блюда привелегированного – вопрос времени, крахмальных салфеток и еще нескольких чисто декоративных элементов.
РАЗМЫШЛЕНИЯ ПОСЛЕ ОБЕДА
Этими моими размышлениями я делюсь с моим приятелем - французом, как я уже упоминала, – большим знатоком французской кухни и жизни в целом. И он, между прочим, замечает, что, мол, не нам русским шутить о французской кухне, культуре французского стола и о прочих их французских достижениях. Потому что, мол, мы, русские, ничего слаще морковки не ели, а если вспомнить Сталина и Чернобыль, то наши достижения, включая космические полеты, больше чем сомнительны.
Так! Поговорили, обменялись, так сказать, точками зрения.. А мне казалось, что я просто мило шутила совершенно в элегантном французском стиле. Задета национальная честь! Конец русско-французской дружбе. Засучиваем рукава, начинается Бородинская битва 2.
«А гильотина? – кидаюсь я с места в карьер, - чье это новаторство? Уж не Сталин –ли вам, добродушным французам, в подарок прислал этот агрегат?»
Честно говоря, бью по-больному, потому что мною давно замечено, что как только французу напоминаешь про гильотину он сразу бледнеет, теряется и начинает обескураженно разводить руками: «Ну, ты же знаешь... французский врач Гийотен... из
гуманности... в смутные времена... очередной революции... Времена столь тяжелые для Франции... Головы рубить было некому,.. чтобы облегчить страдания многочисленных осужденных и избавит от угрызений совести палачей...»
«Да здравствует французская медицина, самая гуманная медицина в мире, нашедшая-таки сопособ избавления от страданий» - как на первомайской демонстрации ору я, окончательно ввергая собеседника в расстройство и смущение. Нет, конечно, продолжать беседу в этом русле совершенно бессмысленно и поэтому я замыкаюсь в себе и погружаюсь в размышления на другую, отвлеченную от французских явств, тему.
Взаимоотношения между мужчиной и женщиной – сюжет непростой, многообразие однообразных по своей сути конфликтов и их разрешение послужило темой для многих литературных сюжетов. Объединяющим эти сюжеты является то, что в них женщин обычно любят и обычно страстно, а потом разными авторами выбирались различные способы разрешения конфликта. Иные женщин душили, другие доводили до безумия, третьи доводили до панели... можно долго перечислять примеры разрешения конфликтных ситуаций в классической литературе...
Вот что интересно, взаимонепонимание между людьми и особенно между мужчиной и женщиной – вещь обычная. но одно дело взаимонепонимание между соотечественниками и совсем другое дело между людьми, принадлежащим к разным государственно-национальным сообществам. В последнем случае конфликт практически всегда выходит из интимных рамок и приобретает глобальный размах межнациональной распри.
Возьмем банальный пример ссоры между супругами. Главное оружие в непрекращающейся борьбе с партнером – это упрек. Упрек, акцентированный на личные недостатки партнера, вернее, качества, оцениваемые другим партнером как недостатки, и добавим, не всегда адекватно оцениваемые.
Упрек, чтоб уже понял(а), осознал(а) и смирился(лась) со своей ничтожностью, оценил(а) значимость и размах моей личности в своей личной истории и уже больше никогда не дергался (лась), а только бы в глаза смотрел (а) и благодарила Бога, что жизнь тебя свела с таким человеком, как Я!
Если супруги одной национальности, то все просто; обычно после первой серии взаимных упреков, затрагивающих чисто индивидуальные недостатки, острые стрелы которых, как нам кажется, не задевают ледяного сердца нашего партнера, мы переходим ко второй серии.
Вторая партия упреков, по замыслу, должна пронзить глубже, еще лучще навылет и пригвоздить к позорныму столбу, как бабочку в гербарии. Вторая серия начинается, как правило, со слов «и мать твоя...» Конечно, возможны варианты типа «твой отец, брат, сестра» и т.д. Чем больше родственников, тем хуже для вас, ибо лишь подтверждает вредную теорию вашего партнера о злокачественных изменениях в семейном генотипе. Если все семейство затронуто, то это уже не какая-нибудь вредная мутация, коснувшаяся случайно вас. Тут дело обстоит куда серьезней. Ваша песенка спета, ваши недостатки предопределены, пути к исправлению нет, надежда умерла. Что остается вашему партнеру? Или продолжать жизнь с вами и вашими родственниками в страдании или рубить ржавым топором все нити вас связывающие.
Теперь, если напрячь воображение, можно с легкостью представить, как далеко заходят проблемы, если вы принадлежите к другому национальному сообществу. Здесь можно даже не размениваться и не вспоминать еще живущих или уже давно умерших (царствие им небесное) родственников. Когда произносится (напоминаю, это уже третья серия упреков) сакрометное «и вообще все вы русские (французы, итальянцы...)» остается только лечь и плакать. Плакать над своей горькой судьбой, которая вас обделила и предопределила вам родиться в этой Богом забытой стране с этим многомиллинным населением и, чем многомиллионней население, тем меньше у вас шансов на семейный покой. Генные мутации в сочетании с пагубным влиянием социально общественного строя – эдакое сочетание может ввергнуть в отчаянье любого даже самого отчаянного оптимиста уверовавшего в семейное счастье.
Остается только одно – искать консенсус. Кто бы подсказал - где иск
(0)
