В Париже она жила с тех пор как три месяца назад рассталась с любимым человеком и приняла предложение поработать во Франции по специальности. С Митей она прожила больше трех лет, прекрасных, порой трудных и даже не выносимых, но все же счастливых лет. Но после расставания плакала она всего одну ночь, не потому, что больше не любила его, а потому, что не верила, что это конец, да и жалость к себе она не признавала. На утро она позвонила в офис представительства Французской компании и сообщила о своем намерение принять их предложение. И к полудню она уже стояла у входа в консульство Франции с комплектом документов для оформления визы. Эту процедуру она проходила не однократно, еще когда училась на художника-модельера, поэтому волнения не ощущала. В ожидании визы, она съела шарик мятного мороженного в кафе, купила теплые пуховые варежки у пожилой женщины, торгующей собственноручно связанными вещами. Вдалеке от дома очень хочется, чтоб что-то постоянно с ним связывало, пуховые варежки именно, то, что надо.
Вечером она заехала к родителям и сообщила обе новости, воспринятые ими с одинаково большим энтузиазмом. Родители всегда желают для своего ребенка блистательной карьеры и не очень одобряют, когда их неразумные дети отказываются от хорошего места в столице моды, ради отношений, которые, как им кажется, не то что нужно их чаду.
Вернувшись в свою квартирку Марта достала чемодан, всего один, кто же набирает много вещей переезжая в самый модный город. Уже через час вещи были уложены, чемодан, дорожная сумка и огромная папка с эскизами. Ноутбук с русской клавиатурой в Париже не понадобиться, ну а все остальное уж точно можно купить на месте. Язык вспомнить будет не трудно, и не страшно, что она там никого не знает, будет больше времени на работу и отдых.
Все слышали о французских круасанах, поэтому, как только самолет приземлился, и такси доставило Марту в центр, к офису в котором теперь будут проходить ее рабочие дни, ей безумно захотелось почувствовать их вкус. Как во время практики, здесь же в Париже, она всегда завтракала круасанами и горячим шоколадом.
В офисе ее ждали, рабочее место было идеальным, ноутбук, огромный стол, и мальберт у витринного окна. Парижская мечта. Да и сам Париж достоин быть мечтой. Вот только не все мечты, осуществляясь, затягивают раны. На работе все было прекрасно, Париж воодушевлял ее на талантливые идеи, всем нравилось, что в них всегда было что-то русское. Французы говорят, что даже если модельера вырастили во французской школе моды, в его работах все же присутствует частичка его родины. Возможно эта частичка дань предкам, а может это и есть тоска по дому. Домой Марту не тяну, прошло совсем не много времени, и соскучиться по шумной, по сравнению с грациозным Парижем Москве она еще не успела. Она пока еще оставалась его гостей. Ее сердце тосковало только по нему, по Мите. На ее электронные письма он не отвечал, хоть и писала она не часто. Не очень удобно писать латинскими буквами русские слова. Общих друзей у них было не много, да и у этих поинтересоваться о нем гордость ей не позволяла. Жаловаться своим подругам на свою несчастную долю, она считала кощунством, любая из них бросила бы все, в том числе и своего парня, ради Парижа, а тем более с такими перспективами, хотя Марта никогда этого не понимала. Она ценила их дружбу, но не всегда разделяла взгляды. Каждая их них хотела замуж, если не за олигарха, то хотя бы за представителя твердого среднего класс, что предполагает, наличие трехкомнатной квартиры поближе к центру, а лучше не одной, загородного дома, где как правило проживают его родители, очень хорошей машины, стабильного не малого дохода, желания и умения отдыхать, т.е. тратиться. И в то же время все они хотят любить, значит, ко всему этому должно прилагаться чувство юмора, хорошие манеры, не дюжее обаяние и ослепительная внешность. На меньшее коренные Москвички из благочестивых семей были не согласны, а поскольку нечто подобное никто из них еще не встречал, все они пребывали не замужем и как правило в депрессии из-за несправедливости этого мира. Была одна подруга с человеческими запросами, но с неуемной тягой к развлечениям, что приравнивало ее шансы на удачные отношения с противоположным полом, если не к нулю, то к 1. И кстати порой ей даже казалось, что этот один шанс она нашла, но далеко не каждый готов после вечеринки в небольшом пабе переносить 5 часовой перелет до Гоа и неделю неописуемого кутежа.
Так что Марте ничего не оставалось, как размышлять о своих терзаньях в одиночестве, прогуливаясь по осеннему Парижу. Одиночество ей всегда нравилось, но это было другое одиночество. Она с легкостью могла провести все выходные одна у себя в квартире, или на даче, выходя на прогулки к лесу или на пляж, с какой-нибудь книгой. Но здесь, одиночество было постоянным и вынужденным.
В Москве, порой устав от шума, они с Митей садились в электричку, и уезжали за город, гулять. Все друзья смеялись, «Два М отвергают все условности и прогресс». Митя тоже творческая личность, он окончил театральное училище, став начинающим талантливым режиссером театра. К своим 25, ни Митя, ни Марта, даже не задумывались о покупки машины, хотя с финансовой стороны это было вполне возможно. Они познакомились 4 года назад на какой-то выставке. Он читал ей стихи, она рисовала на салфетках забавные шаржы. Они были созданы друг для друга. Их глаза светились, когда они просто рассказывали друг о друге друзьям. Но две творческие личности под одной крышей, это утопия. Они могли по нескольку дней не вылезать из кровати, и если у одного из них в делах был застой, другой автоматически расслаблялся, глядя на партнера. Эта любовь раскрывала их талант, но не давала ему реализоваться с полной силой. Она их окрыляла, но в то же время связывала по рукам. Когда они ссорились, то тут же уходили с головой в работу. И творили с усердием присущим только человеку желающему забыться, погрузиться в создаваемый им мир. Тогда это был успех. И после каждого триумфа, они с гордостью бросались в объятья друг друга, желая разделить упоительное ощущение с самым дорогим на свете человеком. Они никогда друг другу не завидовали, наоборот, даже будучи в ссоре изо всех сил старались поддержать друг друга. Но такая жизнь даже со стороны кажется абсурдом, а когда осознаешь, что это твоя жизнь, желание изменить ее непреодолимо. Изменить партнера, не поменять, а переделать. Весь последний год они пытались переделать друг друга. И в итоге оба сдались.
Когда расставание вызвано равнодушием партнера, с этим можно смириться, но когда чувства не угасли не у одного из вас, это не дает ощущение завершенности. Это и мучило, сбежавшую в Париж Марту. Она не могла не думать, не могла заставить себя разлюбить, зная, что он ее тоже не разлюбил. Но и бороться сил у нее не было. Она отвлекалась днем, в работе. И эта внутренняя борьба, нерастраченная энергия выливались на бумагу. Ее эскизы были насыщенными, динамичными. Краски яркими, а линии выразительными. Шеф смеялся, что только русские умеют так чувствовать и наполнять своей энергетикой все к чему прикасаются.
Она всецело отдавалась работе уже больше 2х месяцев. И это ценили по достоинству. А после рабочего дня, или в выходные, она бродила по улочкам города, сливаясь с толпой. Обладая тонким чувством стиля, она была похожа на француженку, даже больше, чем многие уроженки Парижа.
Марте нравилось наблюдать, как с приближением Рождественских праздников менялся город. Прибавилось туристов, огней и украшений. Местные же наоборот становились менее активными, словно приберегали силы для праздника. В Европе Рождество празднуют в декабре, в ночь с 24, и выходной день официально лишь 25е. А Новый год вообще не чтят так, как в России. Новогодних каникул тут нет. Но Жан, шеф Марты, не раз бывавший в Москве и искренне влюбленный в Россию, в виде поощрения за отличную работу предложил ей не большие каникулы. Он заверил ее, что если она вылетит 30 вечером, а вернется 4, то это никак не отразиться на их предприятии. И сейчас сидя на лавочке в сквере и наблюдая за кружащимися в воздухе снежинками, Марта размышляла, стоит ли принять его, безусловно, щедрое предложение.
Хотелось ли ей в Москву, конечно хотелось. Два месяца это уже не краткосрочная разлука с домом, и уже начинаешь скучать по родным стенам, родной речи. Да и в период праздников Москва обворожительно прекрасна. И хотя из разговоров с родителями марта знала, что сейчас в Москве совсем нет снега, она представляла, сколько же там огней. Все это звало и манило, но больше всего ей хотелось увидеть Митю. За эти два месяца она получила от него всего пять смс, и один раз разговаривала с ним по телефону, но во время этого разговора он больше делился впечатлениями от нового проекта, в котором был задействован, нежели беседовал с ней. Он позвонил ночью, по интонации Марта сразу поняла, что он немного выпил. Они говорили больше часа, но говорили не о чем. О ее работе, о том, как красиво в Париже, о том, что она молодец. Он много рассказывал о своем новом проекте. Она почти ничего из этого не запомнила, она просто слушала его голос. А потом плакала, почти до самого утра. Если б в тот момент он сказал «вернись», она бы взяла билет на утренней рейс, отправила бы факс с извещением об уходе, и бросилась к нему, она в этом даже сейчас не сомневалась. Но ничего подобного он не сказал. Разговор закончился не связно. Они оба понимали, что рассказать все им не хватит время, а сказать пару самых важных фраз решимости. Когда рассвело, Марта отправилась на работу, и этот разговор остался в их незавершенном прошлом, как и то их расставание.
И вот сейчас она может заказать билет, и 30ого ночью, после рабочего дня и трех часового перелета ступить на родную Московскую землю. Когда Жан ей это предложил, она растерялась от неожиданности, она уже определилась, что этот новый год встретит вдали от дома, что второго ей на работу, и вообще гулянья и праздники не имеют большого значения. Но вот поездка домой, это совсем другое. Мысли путались, и больше всего ее терзала мысль, о том, что возможно Митя вообще не захочет с ней встретиться. Может у него уже кто-то есть. Этот удар она, конечно, перенесет, но ведь если не лететь домой его можно просто избежать.
До рождества оставалось всего несколько часов. И народу на улице все прибавлялось. Снег придавал и без того прекрасному, украшенному городу еще больший блеск. Марта достала телефон и набрала по памяти номер, который много лет набирала по несколько раз в день, иногда даже без повода, просто, чтоб услышать любимый голос. Сейчас же она решила, что самый страшный удар она перенесет здесь, в Париже, на людной площади, в Рождество. Митя ответил быстро и радостно. « Привет, дорогая, как ты? Уже празднуешь?»
«Привет, ну если прогулки по площади переполненной туристами и молодежью можно считать празднованием, то да» С трудом проглотив ком в горле, реакцию на слово «дорогая», ответила Марта. «Как у вас, снега все так и нет? А здесь идет, уже второй день, так красиво, в Москве этого не ценишь, там он больше раздражает, чем радует.»
«У нас тепло, снега нет, но надежды мы не теряем. В Новый год должен быть снег.» он отвлекся, что-то сказал кому-то рядом.
«О, прости, я не поинтересовалась, я тебя не отвлекаю?» Марта затаила дыхание, боясь услышать ответ.
«Нет, что ты, я в театре. Да и где бы я ни был,» он запнулся и уже голосом на пол тона ниже продолжил «я тебя всегда рад слышать» потом еще пауза, уже более длительная и те заветные слова, как раскат весеннего грома, «я скучаю!».
Глаза предательски налились слезами, к горлу подкатил комок, и Марта уже с трудом боролась нахлынувшими эмоциями, как мало ей надо было услышать. «Я тоже», разомлевшим голосом ответила она. « Мне дают пару выходных, так что я буду на новый год в Москве, если конечно смогу купить билеты, ажиотаж, сам понимаешь»
Митя вздохнул, «Сможешь, если захочешь, тебе же вполне достаточно послать факс от имени босса в авиакомпанию, и тебе найдут места на нужный рейс. И вообще, когда они тебя выгонят, мне тебя не хватает.» Пускай про увольнение Митя говорил шутя, Марта великолепно поняла все что он хотел сказать. «Дался тебе этот Париж, рисовать и шить можно где угодно, в том числе и в Москве» он смеялся.
«Здесь красиво!» уже тоже смеясь, ответила Марта, она все поняла, и приняла его игру. Он не просит ее вернуться, а лишь намекает, что соскучился. Но она великолепно понимала, что все это так же может означать лишь то что за столько лет привыкаешь, что человек рядом, и когда он далеко тебе просто дискомфортно. Она не видела его глаза, глаза, которые никогда не умели врать. Она не знала, что именно значат его слова.
«Так на тебя заказывать новогодний ужин, или мне пригласить какую-нибудь балерину из нашего театра?» Митя был настроен решительно.
«А ты что ее еще не пригласил? Тогда тебе проще не придется перед ней оправдываться, что у тебя поменялись планы.» Марта из последних сил старалась говорить не принужденно, голова кружилась, а от биения ее сердца могли рухнуть стены ее любимой кондитерской, приблизься она к ней еще хоть на шаг. И пускай ее голос немного дрожал, шум толпы и помехи связи это сглаживали, как ей казалось.
« Оправдываться не придется, набери перед вылетом, если не смогу встретить сам пришлю машину»
«Не волнуйся, у меня будет время перед новым годом, и я бы хотела повидать родителей, но как приземлюсь, наберу, до встречи!»
«Буду ждать»
Марта нажала отбой и рухнула на лавочку, она была счастлива и в то же время удивлена. Впервые их разговор имел настолько ироничный характер. Это пугало, уж слишком он напоминал разговор двух друзей, или старых любовников, чья связь не предполагает никаких обязательств и никогда не перерастет во что-то большее. Чего ожидать от своей поездки в Москву она уже не знала, и пускай самое страшное было уже позади, она точно увидит Митю и даже встретит с ним Новый год, что практически означало, что постоянных отношений с какой-либо особой у него нет, какой будет эта встреча она не представляла.
Как и предполагал Митя, билеты ей заказать удалось. Но все дни до отлета Марта терзала себя, строя в голове разные схемы их встречи. Каждый день по-разному, трактуя их разговор. То ей казалось, что это новое начало, то, что это неизбежный конец. А праздничная атмосфера, наполнившая офис их фирмы, любимую кондитерскую, наконец, просто захлестнувшая весь Париж, делала ожидание встречи с Митей еще более томительным, но от этого не менее желанным.
И вот заветный день икс наступил, Марта лишь вчера сообразила, что не накупила подарков и сувениров, поскольку вроде и не собиралась лететь домой. Так что весь вчерашний вечер она была свободна от разных мыслей, в ее руках был список имен и несколько часов времени, чтоб исправить свою оплошность. Сегодня одетая в истинно французском стиле, во все новое, как и любая другая женщина, не забыв про подарки для себя любимой. С неописуемо красивой сумочкой, собственного дизайна, которую ей торжественно презентовал на рождество, как первый экземпляр новой партии и одновременно подарок, самый внимательный и заботливый шеф Жан. В трикотажном платье молочного цвета, изящных сапожках на каблучке, и неотъемлемым аксессуаром всех утонченных француженок, легким шифоновым шарфиком на шее, в обеденный перерыв Марта вошла в кабинет шефа, чтобы еще раз поблагодарить за незапланированные каникулы и попрощаться. Жан поцеловал ее на прощанье, велел Оливье, своему личному помощнику, сопроводить драгоценного сотрудник в аэропорт и пожелал веселого нового года.
Спустя два часа и таможенный контроль Марта скинула шубку, сняла берет, и вытянулась в кресле самолета, несущего ее сквозь облака к родному дому и, конечно же к все еще любимому ею Мите.
Родители встретили Марту в аэропорту, и обнимали и разглядывали так, будто их чадо отсутствовало несколько лет, а ни месяцев, потом был ранний семейный обед, расспросы, сборы на вечер, и самая прекрасная новогодняя ночь. Митя заказал столик в одном из самых лучших заведений Москвы, предлагающий своим гостям весь спектр развлечений, которые только можно придумать. 10 залов разного стиля, украшенных многочисленными огнями гирлянд, мишурой, шарами, море шампанского, поздравления выступающих знаменитостей, несколько пар наших друзей, и атмосфера праздника, переполняющая здание, как гелий воздушный шар. Не было ни разговоров о прошлом, ни вопросов о настоящем, ни планов на будущее. Два М просто снова были вместе, они наслаждались друг другом, пытаясь испить эту ночь до дна. Домой они так же вернулись вместе и заснули далеко не сразу. Все это было настолько идеально, что стоило всех мук расставания, через которые они прошли. Но эйфория и волшебство новогодней ночи, как туман, когда-нибудь рассевается. Митя, стараясь продлить это волшебство, или просто избежать трудных разговоров, распланировал все дни и вечера вплоть до утра 4 числа. Они катались в парке на коньках, собирались большой компанией в одном из любимых кафе, даже ходили на детскую елку в Кремлевский дворец, возвращались домой, где страстно занимались любовью, засыпали в объятьях, а потом он снова будил Марту горячим кофе и дальше вез ее по запланированной программе. Марту это, конечно, настораживало, но отказаться от этой сказки, просто взять и оборвать все это волшебство она просто не решалась. Она бы не смогла потом себе простить, что испортила свои самые лучшие каникулы. Именно каникулы, потому как с каждым днем она все яснее понимала, что 4ого это все закончиться, она сядет в самолет и улетит в Париж, которому, наверное, суждено в будущем стать ее домом. И вот утро 4ого числа, Митя ее не будил, дал выспаться перед перелетом, встретил ее ни чашечкой кофе, а полноценным завтраком, таким же вкусным, как и все ранее приготовленные им завтраки для Марты. Они сели за стол и повисшая в воздухе тишина, развеяла все волшебство. Марта старалась улыбаться, она уже все поняла и не боялась. Ей есть куда бежать. Бежать трудно лишь в неизвестность. Митя же напротив очень нервничал, хотя и смотрел на нее с безграничной нежностью. Она попыталась разредить обстановку. « Очень вкусно, я скучала в Париже по твоим завтракам.» Он усмехнулся «Врунья, ты обожаешь булочки и круасаны, а в твоем чертовом Париже лучшая в мире выпечка». Фраза «В Чертовом Париже» была сигналом, Марта должна была что-то ответить, но что, остаться сейчас она не может, лететь ей все равно придется, сказать, что она хочет вернуться, или позвать с собой, а если это просто красивый финал, и он не желает ее возвращения. Марта молча жевала. Митя молча смотрел на нее. Он не любил этот вопрос, она это помнила, но сейчас это была единственная возможность снять, или наоборот усилить напряжение и она решилась: «О чем ты думаешь?» В начале их отношений он отвечал « О том какая ты красивая» потом «талантливая», а под конец сухо «ни о чем». Митя улыбнулся « О тебе! О нас, об этих днях, о твоем Чертовом Париже.»
Марта положила вилку на стол, аппетит пропал, а колени под столом предательски тряслись.
«О будущем, оно у нас есть?»
Теперь уже предательски тряслись и губы, глаза наливались слезами, и казалось, что каждый вздох тянется больше минуты. «Я не знаю» Она действительно не знала, не знала что сказать, что сделать и что думать. Она только лишь понимала, что сейчас все решиться, решиться ее дальнейшая судьба, ее счастье.
«Вот и я не знаю. Раньше, когда мы ругались, я знал, что ты все равно рядом, что мы помиримся, что все будет, а теперь, когда ты уехала, я растерялся, я уже не был уверен что ты захочешь вернуться.»
«Я тоже. Я тоже не знала, захочешь ли ты меня видеть, один ли ты, но я же позвонила, и прилетела, я сижу напротив тебя.»
« И тебе вечером улетать, и когда ты прилетишь снова ты не знаешь, Это не отношения, малыш, мы уже так не сможем.»
«Что ты предлагаешь? Что хочешь?»
«Не лети. Останься и мы попробуем еще раз.»
Марта улыбнулась, если бы не «попробуем», она придумала бы как остаться, она съездила бы в московское представительство, позвонила бы Жану, осталась бы еще на неделю, потом бы слетала в Париж и уладила бы все вопросы лично. Но «попробуем», которого раньше она так ждала, теперь стало мало. «Не могу. Меня там ждут. Я должна хотя бы объясниться.»
«Значит, объясниться с ними тебе важней, чем попытаться вернуть наши отношения» Митя начинал закипать изнутри. Разговор принял знакомое русло, и это означало, что назревает ссора. Марта набрала воздуха и ответила. « Так правильно. Я не хочу больше пробовать. Или все или ничего. Когда будешь уверен поговорим, а сейчас давай не будем ругаться. Просто позавтракаем и не будем портить воспоминания об этих днях.» Она улыбнулась и накалов на вилку кусочек бекона, аккуратно положила его в рот, издав одобрительное «мммммм». Вкуса еды она не чувствовала, да и аппетита не было, как и другого выхода. Митя опешил, это говорила всегда взрывная, не уравновешенная Марта. Раньше она уже давно ударилась бы в слезы и сдалась. Она бы отменила и бросила все ради него. А сейчас перед ним сидела сдержанная женщина, наслаждалась завтраком, не задумываясь о том, что возможно в последний раз видит мужчину, с которым провела 4 года своей жизни и последние, незабываемые дни и ночи. Он допил молча кофе, поинтересовался, ни помочь ли ей собраться. Раньше они жили в ее квартире, и поскольку, ее родители, принципиально, не стали сдавать ее, после отъезда дочери. Она всегда могла вернуться в любой момент, и эти дни они провели у нее. Марта улыбнулась, понимая, что и так зашла слишком далеко, и что практически, сама разбила все надежды на чудесное воссоединение, решила идти до конца. «Нет, собирать мне немного, но оставшиеся несколько часов, я бы хотела провести с тобой и далеко не за разговорами» она поднялась из-за стола, сделала шаг в сторону Мите, но этого он пережить уже не мог. «Это слишком, если об отношениях ты говорить не хочешь, то извини, мне пора.» Она не обманулась, если бы он согласился, это означало, что никакой любви между ними нет, просто секс. «Я не хочу пробовать, мне надо знать точно» Это было последнее, что Марта успела ему сказать, услышав в ответ « Удачного полета, привет Парижу». Закрыв дверь. она повалилась на кровать, не зная плакать или радоваться. То, что он не разлюбил, она была уверенна, но ведь они так же не вместе. Радость прошла быстро, и слезы не заставили себя ждать. Она проплакала всю дорогу до аэропорта и весь перелет. В Париже к ней вернулось еле ощутимое чувство защищенности, она была далеко. Она рано легла спать, но дважды просыпаясь, проверяла телефон, от Мити не было ни звонков, ни сообщений. Два первых рабочих дня пролетели легко и быстро, когда много любимой работы на грустные мысли не остается времени. Но вот вечер 6, в Москве Рождество. Марта вышла из здания после окончания рабочего дня, и сама не заметила, как добрела до той заветной лавочке, на которой в прошлый раз набиралась смелости позвонить Мите. Площадь была почти пустая, но так же шел снег, и пахло выпечкой. Марта присела, достала телефон и набрала все те же заветные цифры. «Я просто поздравлю», успокаивала она себя. Электронный голос сообщил, что абонент не доступен, и она может оставить сообщение. Она растерялась, она надеялась услышать его голос. Она сама не понимала, как все эти дни скучала по нему. И сейчас, кляня себя за то, что не рискнула, и не осталась с ним, дрожащим голосом, она попыталась оставить сообщение «Митя, прости меня, я не права, я не хотела улетать, я люблю тебя, прости…» К концу фразы, слезы уже вовсю текли по ее щекам. Она нажала отбой и разрыдалась. Она сидела одна на аллее, ведущей на площадь, и плакала. Только сейчас она поняла, что совершила ошибку, она единственный раз проявила решительность, и именно в тот момент когда этого совсем не надо было делать. И что теперь, она одна в Париже, в одном из самых прекрасных городов мира, сидит на скамейке под снегопадом и заливается слезами от разделенной, но несостоявшейся любви. Она сняла трубку, и набрала номер мамы, мама ответила сразу и молча, почти час, выслушивала слезы дочери оказавшейся вдали от дома, с разбитым сердцем. Марта, изливая душу, даже не заметила, что с другого края лавочки присел прохожий, свет фонарей был совсем тусклый, а ее горе так велико. Когда же она заметила его силуэт краем глаза, то успокоила себя мыслю, что он не понимает ее язык. Когда слезы иссякли, Марта попрощалась с мамой, заверив ту, что все будет хорошо, и она не будет забивать себе голову всякими глупостями. Разговор был окончен, но обернуться на соседа марта не решалась. Что может подумать Парижанин, видя молодую женщину в истерике кричащую, на непонятном ему языке, в телефонную трубку, в снегопад на скамейке. «В Москве через двадцать минут наступит Рождество!» Себе под нос пробормотала Марта, как вдруг почувствовала со спины прикосновение чьей-то руки и теплое дыхание. «Тогда давай поспешим в какое-нибудь кафе, чтоб согреться, если ты, конечно, не планируешь сделать еще пару неотложных звонков» Она вздрогнула, этот голос она не перепутает никогда, но как это возможно. Митя одним движением развернул ее и присел перед ней на корточки « Я, если честно, уже порядком замерз, хотя оно того стоило!» Слезы снова хлынули по ее щекам, Митя, вытирая их озябшей рукой, и целуя ее лицо, твердил «Ну все, малыш, прекрати, не плачь, я здесь, с тобой, я тебя люблю.» Марта обессилено рухнула на колени и утонула в его объятьях не прекращая рыдать. Митя поднял ее на ноги, обнял, нежно поцеловал ее соленые губы, и сказал « Теперь я всегда буду рядом, даже в твоем чертовом Париже, и, кстати, знаешь, а здесь и вправду красиво!» Она смеялась сквозь слезы. Они двинулись в сторону ее любимого кафе. В Москве наступило рождество, а Париж, казалось, и не подозревал об этом. Они шли, обнявшись, под снегопадом, по почти безлюдной аллее и ей так о многом хотелось его спросить. Когда он прилетел, Как ее нашел, почему не остановил ее в Москве, но она просто прижималась к нему и молчала. Она успеет задать ему еще миллион вопросов, у них впереди целая жизнь, счастливая долгая жизнь, в Париже или в Москве, не имеет значения, главное вместе.
(1)
