отважно в воздухе кружась.
Лишь потому сия потеха
ему по нраву подвелась;
что ветер дул, в порывах вольных,
туда, где непрестанный зной,
где мигов множество раздольных...
Так он оставил кров родной.
Былым он был разочарован,
а что имел, тем изнурён.
И весь его обзор видения
всего лишь был не сладкий сон.
Лист внешне был уже не молод,
хоть дух бодрил и трепетал.
Да будучи в прожитой жизни
всегда моменты упускал
ему преданного блаженства,
вднедряясь в низшие миры.
Но, не найдя там совершенства,
чреват конец был всей игры.
И вот, явилась вероятность,
придав забвению следы,
умчаться с своевольным ветром
в края манящей слепоты.
Что он в надежде безысходной
и опрометчиво решил.
Вот только действие такое
незыблемо же не свершил.
"Остановись. Вернись назад",
- раздался ясно голос где-то.
И тотчас, бросив беглый взгляд,
лист слепо озарён был светом,
что вдруг забыв о всём былом,
от сна как-будто пробудившись,
он без раздумий, бегом,
помчался, к свету устремившись.
И бросился стремглав тогда
в ту бездну рдеющего света,
где нескончаемо живёт
оно, малиновое лето.
Где есть глубины чистых вод,
высокий изумрудный город,
над коим облако несёт
свой пышный и надутый ворот.
Где лёгкий тёплый ветерок
до слуха донесёт напевы,
в дали, прилегшей на лужок,
какой-то незнакомой девы...
"О как чиста и как светла
окрестность. Сокровенно место.
И как же мне до сей поры
об этом было неизвестно?..
Отныне ж сердцем прикреплён
к всему, что здесь меня встречает.
Но как несчастен всё же тот,
кто места этого не знает".
(2)
