Седые низкие небеса печалились; деревья что-то шептали, может, в утешение, а может, просто пересказывая свои зимние сны. Куда-то исчезли все птицы, даже те самые смелые, решившиеся сразиться с бесчувственной зимней непогодой; кое-где ветер стремительно нес потерянные цветные варежки. Прохожие все бежали и бежали, все сталкивались, падали и извинялись; кто-то думал об обыкновенных незначимых утренних заботах, кто-то мысленно на ходу производил расчеты, надеясь на долгожданное рабочее повышение, а другие, до сих пор совсем сонные, чувствовали предвкушение горячей чашки черного кофе. Снег все летел и летел, равнодушный к людям и их ускользающему времени, погружая город в белую меланхолию; угрюмые небеса опускались ниже и ниже, будто стремясь прикоснуться к голым верхушкам говорящих деревьев.
И, наверное, среди спешащей неведомо куда толпы только один человек желал, чтобы заснеженное мгновение внезапно остановилось, колючие снежинки нелепо застыли в воздухе, голые деревья замолчали и наклонили тонкие ветки пониже, и даже ветер, рвущийся вперед, хотя бы на мгновение затих перед его взором. Юный художник с большой папкой под рукой шагал улицей, без труда преодолевая сугробы, и ловил каждый момент проносящейся городом метели. Когда-то, думал он, спустя множество лет, его рука подберет правильный цвет, чтобы нарисовать остановившийся миг смеющейся снежной бури; и нет, это будет не просто серо-белый, банальный, скучный и печальный, как нависающие над головой небеса; это будет искристо-белый, дерзкий и горящий, и в то же время немного нежный и растерянный, как зимние сны в шепоте деревьев, как пролетающая мимо чья-то потерянная варежка. Его рука создаст шедевр, достойный настоящего художника, и тогда можно будет со смелостью сказать, что юноша выполнил долг перед талантом.
Все рухнуло внезапно, как и следовало ожидать, испепелилось в единый миг, уносимое на крыльях стремящегося времени. Снег смеялся: ты исключение для всех них, юный художник, но неужели ты хочешь стать исключением для меня? Скользкая дорога поддалась под ногами, юноша взмахнул рукой и спустя секунду осознал, что лежит на мягком снежном ковре лицом вверх, а его немногочисленные рисунки из раскрытой падением папки уносит вдаль неистовый ветер.
- Нет… Пожалуйста… - он встал на колени и беспомощно протянул руку вслед исчезающим из вида цветным листам. – Это все, что у меня есть.
Он глядел в равнодушные лица спешащих неведомо куда прохожих, но видел лишь пустоту. С кем разделить свое горе?.. Юноша поднялся, шел вдоль по улице, искал, но знал, что в такую погоду все тщетно. Он надеялся и злился, уверял, что все к лучшему, утешал, обещал самому себе, что хотя бы один рисунок, один осколок его разбитой ветром души обязательно найдется: ведь так не может быть, нет, это невозможно, чтобы самое сокровенное, хранимое годами, внезапно просто пропало. Он проклинал себя за неуклюжесть, снег – за жестокость, а людей – за нежелание помочь или хотя бы посочувствовать. В конце концов, сквозь бурю сменяющих друг друга эмоций четко проступило горькое отчаяние, и юноша, уже не смея назвать себя художником, тяжело сел на одинокую скамейку на краю улицы, обхватив голову руками и изнывая от смятенных мыслей.
Вдруг рядом тихонько, словно боясь потревожить его покой, опустилась чья-то хрупкая фигура, завернутая в яркий вязаный шарф. На юношу дохнуло сладким ароматом духов, и он мгновенно вспомнил детство, родной дом на бескрайней равнине, ласковые мамины руки и тонкий запах её русых локонов, точь-в-точь похожий на тот, который он почувствовал сейчас. Не поднимая глаз, он зачарованно повернулся к незнакомцу, как внезапно взгляд упал на лист бумаги, который прибывший держал в руках, разглядывая. Это была лучшая работа юного художника: зеленые холмы, залитые лучами закатного солнца, на фоне ярко-голубого неба, уходящего далеко-далеко в печальный горизонт. Только раз в жизни ему удалось подобрать столь правильные краски, столь верные гладкие очертания, передать глубину, насыщенность и чувства каждой травинки, каждого цветка и каждой птицы чудесных холмов, раскинувшихся на невзрачном бумажном листе.
Юноша удивленно поднял взгляд и встретился с не менее удивленными тепло-карими девичьими глазами.
- Снег украл у меня картины, - озадаченно прошептал он.
Она застенчиво улыбнулась и ответила:
- Снег украл у меня варежку, - и показала свои руки, одна из которых раскраснелась от мороза и ветра.
Юный художник засмеялся и вдруг понял, что его будущим шедевром будет не остановившийся миг снежной бури, не летящая сквозь метель яркая варежка, не нависающие над головой угрюмые небеса, а её кофейные глаза, точно говорящие о волшебстве аромата её духов; что свой идеальный белый цвет он подарит не растущим сугробам, не колючим снежинкам и даже не крыльям бешеного ветра, а её красивой улыбке.
А снег все летел и летел. Он смеялся: сегодня под неистовым крылом метели, мрачными небесами и ускользающим временем родилась вечность.
(1)
