жил бедняга. Он был, как слепец.
Восхищением лишь для него одного
был зелёный и хвойный дворец.
Бедолага всегда, только солнце взойдёт,
отправлялся решительно в лес.
Он давно уже знал, что его же там ждёт
синева, сквозь верхушки древес.
И что там, на пути, дуб могучий стоит.
Ветхий сторож, нахмуривший бровь,
вскоре, снова признав, строгость с глаз удалит
и как гостя его примет вновь...
Но однажды вдруг вышло же всё только так,
как всему не должно было быть:
там, где ветхий был сторож и стены дворца,
оказалась дорожная нить.
На поляне, где всюду всходили цветы
и дивили окраской так взор,-
вместо этого было каменьев стена,
возвышения (с окнами) гор.
Тут сумбурную роль по-началу сыграла
картина, его впереди.
Но затем непредвиденный страх, как нож в сердце,
объял его дух во плоти.
И сдавила тогда столь упруго тоска
узким обручем слабую грудь.
Так преломлен был, словно худая доска,
вновь его в упований путь...
И как мы не хотели бы всё изменить
(это то, чего быть не должно),
но в природе, однако, не всё просто так;
ведь любому своё суждено.
Так и жалкий бедняга. На то он и есть,
что бы свет его в мире был тьмой.
А всё то, что порой утешает его,
измываться свирепой волной.
(0)
