Меня разбудил маленький солнечный лучик, незаметно прокравшийся в щель между штор, и юрко прыгнувший мне на лицо. Сначала я не хотел просыпаться, но лучик оказался чрезвычайно настойчив. Я попробовал закрыться от него одеялом, но мне помешал тот факт что, в общем-то, никакого одеяла у меня и не было. Так что зайчик беспрепятственно пробрался ко мне в комнату, попрыгал по моим векам и, в конце концов, заставил меня встать.
Если солнце уже настолько ярко, что смогло меня разбудить, то на улице примерно пол восьмого утра. Я посмотрел на часы. И правда. Пора вставать.
Я вылез на крышу.
Лазурь неба еще краснела у океана, хоть было уже совсем светло. Легкие кучевые облачка лениво двигались навстречу мне, как бы мечтая слиться с дымом только что раскуренной мною сигареты.
Синеватым дурман легким туманом поднимался к еще холодному солнцу. Вместе с ним поднимались и мои мысли, и точно так же растворялись в утреннем ветре.
Мысли – это дым. Дым истории, дым тысячелетий, материя времени. Обстоятельства жизни прессуются в голове, сворачиваются трубочкой, а потом искра разума поджигает их, и человек начинает медленно раскуривать свой опыт, переосмысляя его и пересматривая, пробуя на вкус. Но в конце концов это все растворяется во времени, испаряется, как дым на ветру.
Все мои мысли были притянуты к двум вещам – к Элис и ко вчерашней речи мистера Джо.
Элис… Я глубоко вздохнул. Как же я любил вспоминать это имя. Оно всегда вызывало на моем лице необъяснимую улыбку, нелогичную радость…
Нужно будет навестить её сегодня. Хоть глазком взглянуть… Знаете, это так странно… С человеком, с которым больше всего на свете хочешь поболтать всегда становишься особенно молчалив.
Так, стоп.
На сегодня мистер Джо ничего не отменял, значит я должен быть уже на полпути к пирсу.
Я посмотрел на часы.
Семь сорок.
Я всегда появлялся на работе в восемь двадцать пять.
Надо собираться.
А все-таки хорошо, когда выдается свободный денек! Без соли, без приставучего запаха рыбы, прилипшего к одежде и коже, без разодранных в кровь рыболовной сетью рук.
Работать не хотелось просто жутко.
Но моего мнения никто не спрашивал. Хоть я и люблю лениться, дело, как говориться, ждет. И никуда не денется. Так что хоть Солнце и обещает прекрасный денек, придется потрудиться.
Шаги несли меня все дальше. Пирс находился относительно недалеко от моего дома, в двадцати минутах ускоренной ходьбы. Ветра сегодня не было. Только по приближению к порту на меня подул легкий прибрежный бриз. Мостовая приятно-тепло грела мои пятки, до жары было еще далеко.
Я снова попробовал воздух на вкус. Сегодня он отличался от вчерашнего в корне. Сегодня, он был расслабляющим пространством, не тревожимым ничем. Воздух пьянил, как вино, приносил мечтанья и расслаблял тело до предела. Может, именно поэтому мне так не хотелось работать.
Денек будет спокойным и солнечным.
- Джек!
Голос…
- Джек!
Элис?
Я обернулся.
- Чего ж ты не отзываешься, глупый? – она улыбалась, подбегая ко мне. Её волосы развивались на ветру. Она была так изящна… – Зову, зову, а ты идешь как зомби, ничего не замечаешь… фуух, - она остановилась около меня. Посмотрела в глаза. Её голова едва доставала мне до грудной клетки, но все равно я видел каждую точку, каждый оттенок её зеленых зрачков, так приветливо и нежно смотрящих на меня.
- Куда идешь то?
На пирс. К мистеру Джо. Но (конечно же!) я проглотил язык и поэтому лишь махнул в сторону порта. Элис проследила взглядом в направлении моей руки, и понимающе кивнула.
- Можно с тобой?
Ты еще спрашиваешь… Я кивнул.
- Спасибо.
Мы шли неторопливо, чувствуя на себе, как солнце поднимается и нагревает окружающий нас воздух. Я сдерживался, чтобы по привычке не достать сигарету и не закурить. Элис не курит, а значит дыма не переносит, это я знаю точно. Нет некурящих любящих сигаретный дым.
- Хорошее утро, Джек, тебе не кажется?
Я кивнул.
Она промолчала.
- Почему ты никогда не говоришь со мной, Джек? – в её голосе звучала нотка обиды.
Я изо всех сил напрягся и смог выдавить из себя тихий, хриплый вдох:
- Не знаю.
Она рассмеялась.
- Так не врут люди, ты все же не немой, - она расхохоталась снова. Я улыбнулся. Я люблю, когда она смеется.
Наверное, я подсознательно делал свои шаги короче, чтобы продлить нашу прогулку.
.....
- Джек, - вдруг насторожилась она, - кто это там орет на площади?
Довольно внушительная толпа окружила человека в черном одеянии и огромным деревянным крестом на груди. Человек кричал, явно что-то проповедуя.
- Покайтесь, грешники, и, возможно, простит вас Господь Бог! – раскатисто раздавался звучный и грозный голос.
- К чему нам твой Бог, пустомеля? Чем наш хуже? – отвечал ему другой, задористый и громкий, но все равно схожий с первым.
- Еретики! Нет другого Бога, кроме Иисуса! И горе тем, кто не покаялся в неверии своем, ибо сказано: «всякого, кто исповедает Меня перед человеками, и Сын Человеческий исповедает перед Ангелами Божьими, а кто отвернется от Меня перед человеками, тот отвержен будет перед Ангелами божьими».
Толпа заулюлюкала.
- Не неси бред, пузатый! – кричал невысокий, коренастый негр с дредами метровой длинны. Я приметил его сразу же, когда вошел на площадь. Он громче всех кричал и протестовал против речей белого. У него был перебит нос, одна бровь выше другой и разного цвета глаза – карий и голубой. Он был каким-то скрюченным, будто ему не раз ломали ноги или спину. Речью он ничем не уступал священнику, и, видимо, был сведущ в том писании, на которое тот все время опирался (город у нас за редким исключением растаманский, уж не знаю, как так вышло*).
_____________________________________________________________
Официальная религия на Ямайке - христианство. Только в конце 60-х начали появляться маленькие растаманские общины, лишь некоторые из которых в последствии разрослись до размеров небольших деревень. Случай с Бейхаусом - "маленьким городом" - крайне редок, если вообще не уникален.
__________________________________________________________
- Твоя религия не даст нам ничего, кроме страха перед тем пресловутым божеством, которое ты так возносишь!
- Правильно, Роттен!
Роттен…
- Так его!
- Мы – свободный народ! Не вяжи нам религию рабов и висельников! Ты, пузатый, ползаешь на брюхе пред своим храмом, прося бога о милости, и живешь в страхе перед ним! Прогнила насквозь религия твоя!
Священник побагровел.
- Язычник! Вот погоди, низвергнет тебя господь в геенну огненную, ибо сказано, что "всякому, кто скажет хулу на Сына Человеческого, прощено будет, а кто скажет хулу на святого духа, тому не простится"!
Ломаный расхохотался.
- А также сказано - "не едою сыты будем, а Святым Духом", а ты вон какую брюшину наел!
Священник побагровел еще сильнее, и нервным, порывистым движением расстегнул воротник.
- Да как ты смеешь, язычник?!
Ломаный вновь расхохотался.
- А как же «подставь другую щеку»?
Толпа взорвалась.
- Твоя религия ведет к Соддому, Гомморе и Вавилону! – продолжил Роттен, - Твой "господь" сначала допускает все грехи, я потом просто убивает всех поголовно! - уже орал Ломаный, и толпа орала вместе с ним, - Он ничем не лучше Сатаны! Ты боишься его, пузатый, и только потому поклоняешься ему! Боишься, боишься грешить, но грешишь, потому что сдержаться не можешь!
- Правильно!
- Так его, Роттен!
- А потом думаешь – «исповедаюсь, и могу делать все, что захочу!». Убирайся отсюда, пузатый! Тут тебе никто не рад! – тут Роттен с задорной ухмылкой сверкнул глазами, набрал полные легкие воздуха и затянул:
- Пламя, пламя
Полыхает!
Полыхает!
У нас нет воды!
О, а этот Ломаный знает, что петь! Песня огня…
Народ загоготал и засмеялся еще больше прежнего. Тридцать голосов завыли в один голос:
- Горит Вавилон,
Горит Вавилон,
Горит Вавилон*,
У нас нет воды!
К кому ты бежишь?
К кому ты бежишь?
К кому ты бежишь?
У него нет жалости!
Так встань и бейся,
Встань и бейся,
Встань и бейся
И дай свободу!*
Священик икнул, попятился и упал. Потом встал и стремительно побежал прочь от неумолимой силы толпы. Роттена подхватили на руки и начали бросать в воздух со смехом и криками поддержки.
- Пошли отсюда, Джек…
Хорошо. Я кивнул.
_______________________________________________________
*Вавилоном назвали Кингстон.
* В оригинале песня огня, The Fire Song Боба Марли, звучит так:
Fire fire Who you gonna run to?
Fire fire Who you gonna run to?
Fire fire Who you gonna run to?
We have no water! They have no mercy!
Babylon burnin’ Stand up and fight it!
Babylon burnin’ Stand up and fight it!
Babylon burnin’ Stand up and fight your fight
We have no water! And give me freedom!
_______________________________________________________
Дальше мы с Элис разминулись. Она ушла на рынок, я к пирсу...
На прощанье она снова взяла меня за руки... Крепко подержала, потом вскинула на меня взгляд, почему-то рассмеялась и ушла, хитро подмигнув.
…
Солнце взошло и теперь с неумолимой силой разогревалось, все еще обещая хороший денек. Я достал вожделенную сигарету и закурил. Легкие облегченно вздохнули, глаза непроизвольно закрылись, и мои мысли вновь дымились вместе с сигаретой, следуя давней привычке моего организма.
А этот Роттен неплохой оратор… уж всяко лучше, чем тот священник! Я ухмехнулся. Низвергнет, отвергнет, покайтесь… Он хоть сам-то понимает, о чем говорит?
- Джек-бвай, куда пошел?!
- Ммм?
Я резко затормозил. Сзади на пирсе стоял мистер Джо и оживленно размахивал руками.
Соленый воздух бил мне в лицо. Обычная полуденная духота не пришла. Точнее, пришла, но оказалась обычной приятной сухостью перед дождичком. Теперь свежесть и сладость струилась в атмосфере... Мы только что закинули сеть. Я забрался на мачту и вновь закурил. Это было мое любимое место на корабле, отсюда я мог видеть изумрудные берега Ямайки аж до самой Черной Реки. Солнечная дорога растянулась по океану тысячью рыбок-блик, которые в свои сети может поймать лишь Джа и затем подарить нам, частичками солнечного счастья радуя сердце.
Клуб дыма уносил мысли вверх, к небесам… Казалось, я сижу на вершине мира и могу видеть каждый оттенок его разнообразия… Вот легкие наполняются серым дымом… Вот я выпускаю колечки, и они постепенно превращаются в белый туман... Свет идет отовсюду, сверху, снизу, справа, слева… Морской воздух обветривает губы, оставляет тонкий слой соли на щеках… Глаза слезятся от ветра, а Великий Океан сияет синим, сливаясь с небом… И Солнце. Солнце, что сияет над всей этой землей, над всем её слепящим великолепием… Солнце, что каждый день греет каждый уголок тела каждого человека на земле… Я поднял глаза вверх. Края огненного шара расплывались, сливаясь с небосводом… И опять мне почудился тот странный цвет… Будто бы кто-то очень добрый улыбнулся мне сверху, протянул руку и сказал тихо-тихо: «Джек, сынок… Иди сюда…».
- Джек-бвай! Иди сюда!
Я опустил взгляд.
- Спускай парус, бросаем якорь! Постоим немного, чую я здесь рыбное место!
Хорошо! – я махнул рукой.
Через пятнадцать минут мы готовились сесть за «корабельный стол» - это два маленьких бочонка вокруг «папы бочки». Выглядит очень смешно для человека никогда не имевшего дела с морем, но только на таком можно перекусить на маленьком рыболовном судне. Мистер Джо распутывал завязавшиеся в узелок дреды, смотря, как я готовлю обед.
А готовил я (на самом убогом костерке, который можно только сообразить на палубе), как ни странно, рыбу.
Знаете, у меня, наверное даже есть талант к готовке. Не могу без нее жить. Прям удовольствие какое-то доставляет сделать изысканное блюдо и сервировать его на стол.
Я перемещал сигарету из одного уголка рта в другой. Я всегда так почему-то делаю, когда готовлю, не раз замечал.
- Джек-бвай...
- Мм? – я скосил взгляд на мистера Джо.
- Ты слышал это безобразие на площади сегодня?
(2)
